Мне не давал покоя случай, произошедший в день побега. Я не знал, что и подумать обо всём этом. Помню, как в последний раз скользнул взором по образцам кораллов и раковин за стеклом. Взглянул в большое смотровое окно салона. Затем по коридору направился к капитанской каюте. Дверь была приоткрыта. Нет, я не мог пройти мимо, не взглянув ещё раз на этого непостижимого человека. Я тихо приблизился. Поначалу мне казалось, что каюта пуста. Но потом я увидел его. Капитан сидел, словно в изнеможении прислонясь спиной к книжным полкам, заложив руки за голову. Он не заметил меня, погрузившись в свои мысли. О чём думал он? Сожалел ли о содеянном? На его лице не было ни торжества мести, ни радости. Только великая усталость.
Я жадно вглядывался, стараясь запечатлеть в памяти каждую подробность его облика. Высокую, стройную фигуру в чёрном, почти сливающуюся с окружающей полутьмой. Скорбное лицо, озарённое слабым свечением иллюминатора. Высокий лоб, обрамлённый тёмными, с ранней проседью, волосами. Большие глаза, поблескивающие подобно антрациту, умные и печальные.
Время будто остановилось. Я замер в этом моменте, безмолвно глядя на капитана, не в силах уйти. Сейчас, как никогда, я понимал: одно его слово, один жест – и я останусь. Но он молчал, он не двигался. На его застывшем, словно маска лице жили одни глаза.
Капитан был совсем рядом. Стоило сделать всего несколько шагов. Но я не смел. Я мог лишь смотреть на него – такого близкого, такого далёкого. Так он был красив и нереален, что казалось – коснёшься, нарушишь тишину, и он исчезнет, будто туман над морем.
«Прощайте. Простите.» – хотелось мне сказать, но слова замирали на губах.
Я был точно заворожён этой тишиной, в которой не слышалось даже рокота механизмов. Этой синей полутьмой-полусветом. И неподвижным человеком, на которого смотрел.
Я запомнил этот миг от и до. Настолько, что, мог с точностью представить капитана, каждое мимолётное движение его ресниц.
Точно проснувшись ото сна, я отлип от железной стены, едва переставляя ноги побрёл вперёд. Навстречу нежеланной свободе. Шёл медленно, не поднимая головы, по длинным пустым коридорам.
Звенел под ногами металл. Мигали огоньки приборов на стенах. Быстро озарялась ими полутьма.
В какой-то миг я поднял голову и увидел впереди неподвижную фигуру. Капитан молча смотрел на меня, не двигаясь с места. Его взор был спокоен, в нём не было ни вопроса, ни гнева. Он знал всё, он всё понимал. Мне не нужно было оправдываться – к чему, если капитан и так видел меня насквозь?
Я медленно пошёл к нему. Капитан терпеливо ждал, пока я подойду. Лицо его было совершенно непроницаемо.
Теперь мы оказались почти вплотную друг к другу. И я всё так же не мог проронить ни слова. Да и что было говорить? Я просто смотрел на него, по-прежнему нереально-красивого. Я надеялся, что в глазах моих капитан прочтёт всё, что хотел я ему сказать.
Сам я в подробностях запоминал его, пока можно было. Волнистую прядь, выбившуюся из причёски. Тонкие морщинки возле глаз. И сами глаза, которые теперь уж не казались чёрными. Были они тёмно-синими, как море, ещё не совсем утихомирившееся после шторма.
Вдруг капитан сделал ещё один шаг, оказавшись совсем близко, так что я смог увидеть, как блеснули яркие искры в его зрачках. Решительным, сильным движением он взял меня за плечи и пристально заглянул в глаза, словно ища там ответ на мучивший его вопрос. Затем я, обомлевший, изумлённый, ощутил на своих губах жар его дыхания. Капитан целовал меня – сначала легко, потом всё отчаяннее. Его губы были горячими, шероховатыми, солёными от морского ветра. Или от слёз? Но разве он способен был плакать, этот стойкий человек?
В смятении, я отвечал на его ласку. Прижимался к груди, чувствуя каждый его вздох. Его поцелуи были быстрыми, порывистыми, но не грубыми.
Капитан выпустил меня из стальных объятий, резко отстранил, почти оттолкнул от себя и пошёл прочь, оставив меня – оглушённого, с горящими губами и растрёпанными волосами.
Не помню, как добрался до шлюзовой камеры. Смутно слышал я голоса моих товарищей. «Корабль входит в Мальстрим!» Дальше – теснота, возгласы и давящая со всех сторон вода.
Очнулся я на берегу, мокрый, ободранный. Мои друзья выглядели не лучше, но все мы были живы и не ранены. А капитан? Что сталось с ним, с его кораблём? Эта мысль неотступно точила меня.
Неужели он погиб? Внутри было пусто, я не мог радоваться обретённой свободе. Солнце сияло, полоска берега тянулась бесконечно. Раскалённый песок жёг босые ноги. Волны накатывали на берег – спокойные, ленивые. Эти волны вынесли на песок небольшой, герметично закрытый железный ящик. Всё внутри меня вздрогнуло в предчувствии.
Руки мои так дрожали, что я едва мог прочесть письмо.
«Я возвращаю Вашу записную книжку, забытую Вами в спешке побега. Я не препятствовал Вам. Тайна «Наутилуса» уже раскрыта, и только Вы, с Вашей любовью к обитателям морского дна, сможете передать людям новые знания об океане.»
Точно невидимый груз упал с моих плеч. Капитан жив, более того, он не сердится на нас, на меня.
И вот я в Париже, но так и не смог вернуться к прежнему существованию. После всего пережитого что-то во мне изменилось. Я часто вспоминал и наше невероятное путешествие, и капитана.
Особенно тот миг, когда он... Я коснулся кончиками пальцев своих губ.
Вспомнил его сильное объятие и этот поцелуй, который разбудил во мне нечто новое.
Первое время после возвращения меня допрашивали люди в военной форме. Их интересовал «Наутилус», его боевые характеристики, сам капитан. Я не сказал им ничего. Что бы он ни сделал – я не мог его предать.